Лауреат премии президента для молодых ученых одинаково хорошо справляется с ролями исследователя и музыканта
В этом году одним из лауреатов Премии Президента РФ в области науки и инноваций для молодых ученых стал кандидат химических наук, старший научный сотрудник кафедры высокомолекулярных соединений химического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова Алексей Бобровский. Область его интересов - синтез и изучение свойств жидкокристаллических полимеров, он автор более 90 статей в высокоцитируемых научных журналах. Мы решили поговорить с новоиспеченным лауреатом престижной премии о состоянии российской науки, о проблемах молодых ученых, но началась беседа с вопроса о том, как пареньку из провинциального Ельца пришла в голову мысль посвятить себя большой науке.
- Интерес к химии у меня проснулся достаточно рано. Может быть, отчасти из-за того, что мама работала в химической лаборатории елецкого Элементного завода и через нее был доступ к списанным химреактивам с истекшим сроком хранения, многие из них были вывезены еще из фашистской Германии. Дома я оборудовал вполне приличную химическую лабораторию, в которой помимо реактивов была и химическая посуда и даже довольно древние аналитические весы - ни в одной елецкой школе не было такого богатства! Естественно, мне очень нравилась возможность экспериментировать, делать что-то своими руками, в итоге я довольно рано научился синтезировать полимеры. Можно сказать, что с тех пор всю свою сознательную жизнь я этим и занимаюсь.
- Химфак МГУ, на котором вы учились, считается одним из самых продуктивных в научном отношении факультетов. С кем-то из крупных ученых вам удалось поработать бок о бок?
- По количеству публикаций факультет действительно является одним из лидеров в университете. А лаборатория химических превращений полимеров, где я работаю, знаменита тем, что в ней в конце 1960-х - начале 1970-х впервые были разработаны подходы к созданию гребнеобразных жидкокристаллических полимеров. В то время лабораторией заведовал Николай Альфредович Платэ, вместе с ним работали мой нынешний руководитель член-корреспондент РАН Валерий Петрович Шибаев, а также ученый с мировым именем Яков Самойлович Фрейдзон, который в 1990-е уехал в США. Именно эти ученые разработали концепцию создания жидкокристаллических полимеров.
- К сожалению, я мало что понимаю в ЖК-полимерах, а вот сами жидкие кристаллы, которые применяются в ЖК-телевизорах и дисплеях, у всех на слуху.
- Прежде всего хочу сказать, что применение - для нас не самое главное. Мы занимаемся фундаментальной наукой. На мой взгляд, нацеленность на прикладной результат во многом ограничивает фантазию. Если посмотреть на историю жидких кристаллов, то с момента открытия в 1888 году до начала 1960-х эти соединения воспринимали как некий курьез. Тогда были куда более интересные, быстро развивающиеся области физики и химии. А когда поняли, что их можно использовать в качестве индикаторов, а потом в дисплеях, то интерес сразу возрос, возник настоящий бум. В отличие от жидких кристаллов у ЖК-полимеров каких-то крупномасштабных применений пока не существует, что, впрочем, неудивительно, поскольку это относительно новые соединения, которые впервые получены в 1974 году.
Я занимаюсь фундаментальными исследованиями в области создания жидкокристаллических полимеров гребнеобразного строения, изучаю оптические и фотооптические свойства электро- и светоуправляемых многофункциональных ЖК-полимеров. Одно из удивительных их свойств - возможность фиксации анизотропной надмолекулярной структуры в стеклообразном состоянии. Это делает их перспективными, например, для записи и хранения информации.
Несмотря на “фундаментальность” нашей работы, кое-что для конкретного использования нами было разработано. Так, недавно к нам обратились из НПО “Криптен” (Дубна), где делают защитные покрытия для ценных бумаг, с вопросом, нельзя ли использовать свойства жидкокристаллических полимеров для защиты документов. Мне пришло в голову ввести в ЖК-полимеры флуоресцентные молекулы, что обеспечивает дополнительный уровень защиты. Результат заказчика вполне удовлетворил. Возможно, отчасти из-за этой работы я был выдвинут на соискание премии президента.
- Наверное, не только по этой причине. Вы автор 92 научных статей. В известных журналах, таких как Nature, Science, удалось опубликовать свои результаты?
- В этих изданиях - нет. Там все-таки публикуются работы, относящиеся к “мейнстриму”, модным направлениям в науке, одним из которых, к примеру, сегодня стали нанотехнологии. Я считаю, что нам совсем не обязательно стремиться попасть в этот “основной поток”. Проблема в наших ограниченных возможностях, приборных, технических, в отсутствии квалифицированных кадров и т.д.
К тому же я уверен, что все действительно новое, необычное лежит вне “мейнстрима”. Взять те же жидкие кристаллы: эффект, на котором работают ЖК-дисплеи, был изучен советским физиком Фредериксом еще в 20-е годы прошлого века, задолго до появления микроэлектроники вообще и компьютеров в частности. В то время к жидким кристаллам не было никакого интереса! Поэтому мне кажется, что какие-то принципиально новые вещи могут и должны лежать в неизученных областях. Так, хотя ЖК-полимеры синтезируют и исследуют уже не одно десятилетие, у меня есть уверенность, что из-за стремительного развития технологий и ориентированности на применение и извлечение пользы, глубокого понимания свойств этих соединений пока нет. Ученые “пробежались по верхам” и на многие удивительные явления даже не обратили внимания. Сейчас я занимаюсь тонкими пленками и обнаруживаю такие вещи, мимо которых все прошли. Мне кажется, это нормальная ситуация. Не стоит всем окунаться с головой в разработку новых технологий, хоть это и прибыльно. Я стараюсь делать то, что мне по душе. Главная мотивация ученого - любознательность, стремление познать что-то новое.
- Факт признания - коллег, чиновников государственного уровня - для вас важен?
- Да, разумеется. Премия важна для меня не только с точки зрения денег, но и психологически. Я по своей природе человек сомневающийся. Премия президента, безусловно, дает уверенность в своих силах. То, что экспертная комиссия отметила мои работы, - это своего рода признание, что я уже что-то важное сделал, и одновременно выражение надежды, что сделаю что-то в будущем.
- Молодежь сейчас не очень охотно идет в науку. Как вы думаете, почему?
- У меня такое впечатление, что в какой-то момент качественно изменились студенты. Когда я учился на химфаке, мне в голову не могло прийти задать научному руководителю вопрос, который одним из первых я услышал недавно от первокурсника: а сколько я буду зарабатывать, когда окончу университет? Студенты стали более прагматичными и, по-моему, перестали понимать, что такое наука.
- А каков, по-вашему, ответ на этот вопрос?
- Все зависит от человека. Коль захочет, сможет очень много зарабатывать, если будет заниматься наукой... в Америке.
- А в нашей стране на что можно рассчитывать молодому ученому?
- На достаточно аскетическое существование. Но наука того стоит. Я, например, не чувствую себя ущемленным из-за низкой зарплаты, поскольку у меня есть возможность самореализации и самовыражения. Наука поглощает целиком. На 4-5 курсах я по 15 часов в день проводил в лаборатории, и мне это очень нравилось, я был увлечен исключительно наукой. И сейчас для меня это самое главное. Правда, теперь уделяю эксперименту несколько меньше времени, потому что возник еще один интерес - музыка, барабаны...
- Про ваше увлечение барабанами я слышала, но давайте оставим этот круг интересов на конец разговора. А пока скажите, единомышленников у вас много? Настоящих ученых, желательно молодых, которые готовы пожертвовать ради науки многим?
- Честно говоря, практически нет. Многие мои однокурсники работают за границей, а здесь почти не осталось знакомых, которые бы целиком занимались наукой.
- Известно, что на Западе у ученого более высокий материальный статус, там проще с реактивами, приборной базой. А какие преимущества в работе вы видите здесь?
- Меня часто прямо спрашивают, почему я не уехал. Я здесь по разным причинам. Наверное, основная состоит в том, что я хочу делать эксперимент своими руками. 90 процентов моих статей - результат того, что я собственноручно синтезировал и исследовал. Руководить аспирантами и студентами мне нравится куда в меньшей степени. В 2002 году я получил стипендию Александра фон Гумбольдта и в течение года работал в Германии. Поэтому немного представляю, как “устроена” наука на Западе. Дело в том, что отъезд туда будет неминуемо связан с необходимостью “карьерного роста” и поиском постоянной позиции профессора. Это непременно приведет к тому, что административная работа, лекции, руководство аспирантами поглотят настолько, что на эксперимент времени просто не останется. Кроме того, с моей огромной ударной установкой особо не поездишь, а любой перерыв в занятиях на барабанах - это очень плохо.
- А какие цели вы перед собой ставите? Чего думаете достичь лет через десять? Или вам важен не результат, а процесс?
- Цель - приобретение знаний, развитие научной интуиции. Очень важно понять, что нужно делать, а мимо чего можно пройти. Десять лет назад я хватался за все подряд, а кпд такой деятельности был невысок. Сейчас я работаю более продуманно, берусь за такие темы, которые заведомо сулят интересные результаты. Кажется, я только начинаю это чувствовать. В музыке, в игре на барабанах я рассчитываю на существенный прогресс. Пока я считаю себя начинающим музыкантом.
- Как вы определяете, каков уровень развития вашей области науки в России по сравнению с тем, что делается за рубежом?
- У нас очень тяжелая ситуация. Есть, конечно, единичные примеры, уникальные люди, которые занимаются жидкими кристаллами или ЖК-полимерами на международном уровне (например, в нашей лаборатории). Но особенно хорошо это научное направление развивается в Германии, Франции, Америке, Великобритании, с учеными из этих стран у нас есть научные контакты и совместные работы.
- Сейчас на государственном уровне предпринимается ряд шагов по возвращению уехавших ученых. Как вы к этому относитесь?
- Это важная инициатива. Но пока, пожалуй, приезжают в основном любители экстрима. Таких ученых, которые решили попробовать делать науку в наших не располагающих к этому условиях, к сожалению, единицы.
- У вас есть рецепт, что нужно сделать, чтобы улучшить ситуацию?
- Нужно совершенствовать грантовую систему, увеличить целевое финансирование фундаментальных работ сильных ученых, проекты которых прошли серьезную международную экспертизу. Если нет возможности увеличить на порядок финансирование всей науки, то должно увеличиваться финансирование конкретных проектов.
- Не было ли возможности изложить свои взгляды сильным мира сего? Президенту, например?
- Время общения молодых ученых - лауреатов президентской премии с Дмитрием Медведевым было весьма ограниченным, поэтому толком ничего сказать не удалось. Но мне показалось, что он в общем-то в курсе проблем...
- Не хотелось бы заканчивать на грустной ноте. Давайте вернемся к барабанам. Как-то это не слишком увязывается: ученый и рок-музыкант?
- Я взялся за довольно сложную задачу - пытаюсь разработать подход к мелодической игре на барабанах. Вероятно, у меня самая большая ударная установка в Европе: больше 25 барабанов, 18 педалей, несколько десятков цимбал. Часть барабанов настроена хроматически. Идея: сочинить и исполнить музыку для этой конкретной ударной установки. Сейчас занимаюсь этим ежедневно по три-четыре часа. Занятия включают свободную импровизацию, различные упражнения на координацию, отработку звукоизвлечения и так далее. Первые мои музыкальные эксперименты можно послушать на веб-странице: www.myspace.com/alexeybobrovsky. С музыкантами я тоже играю. Сейчас репетирую с группами “Органика” и “Division by Zero”. Надеюсь, скоро они будут регулярно выступать в московских клубах.
- Что говорят профессионалы о вашей игре?
- Мне довелось выступать на одном концерте с известным саксофонистом Алексеем Козловым. Он хвалил мою исполнительскую технику, а я очень ценю его мнение. Примерно раз в год я устраиваю свои сольные выступления, около часа играю один. Обычно зову друзей, и, надо сказать, все слушают внимательно и с интересом.
Светлана Беляева, газета "Поиск"
