Публикации: Интервью с лидером научной группы

—Здравствуйте, Алексей. Спасибо, что приехали к нам в редакцию и согласились ответить на наши вопросы. Расскажите немножко о себе, о том, как вы пришли в руководство космического кластера «Сколково». //

—Я окончил Московский инженерно-физический институт по специальности «Прикладная математика». Потом учился три года в аспирантуре на физическом факультете МГУ и там занимался темой, связанной с адаптивной оптикой. Это такие активные оптические элементы, которые позволяют наблюдать небесные тела, исправляя атмосферные аберрации, таким образом повышая разрешение оптических систем. На физическом факультете я успешно защитил диссертацию. Параллельно научной работе я занимался рядом прикладных вещей, которые были связаны как раз с адаптивными оптическими системами, работал в небольшой компании.

—Но после защиты диссертации я, наверное, разочаровался в себе как в ученом и решил пойти в направление поближе к бизнесу. В то время как раз венчурные инвестиции были на пике, я перешел на работу в венчурный фонд I2BF Global Ventures. Этот фонд как раз занимался инвестициями в различные высокотехнологичные активы. В этом фонде я проработал семь лет и последние два-три года очень внимательно наблюдал за трендом на коммерциализацию космоса. Как раз в то время такие компании, как Skybox Imaging, SpaceX, PlanetLabs, начали уже громко звучать, пошел мощный тренд на коммерциализацию, появились первые венчурные сделки. Параллельно я следил за тем, что происходит в России в области частной космонавтики, причем не только следил, но и инвестировал. А потом ко мне обратился фонд «Сколково» с предложением возглавить космический кластер.

—Предложение было, прямо скажем, весьма неожиданное, тем не менее, немного поразмыслив, я согласился, наверное, прежде всего потому, что работа в кластере — это возможность глубоко погрузиться в область частной космонавтики. Соответственно, где-то с начала апреля 2014 года я работаю на своем новом месте. Поэтому у меня сложился такой микс технологических и инвестиционных компетенций. И для меня фонд «Сколково», основным мандатом которого как раз является развитие высокотехнологичного малого и среднего бизнеса, — это идеальное место приложения моих навыков.

—И какие различия вы увидели, несколько лет наблюдая за тем, как частный бизнес вкладывает в космос на Западе и у нас, кардинальные различия вы отметили? //

—Там много чего есть такого, чего нет у нас. К сожалению, в области коммерциализации космоса, в области частного космоса и государственно-частного партнерства мы вынуждены признать, что западные страны (прежде всего — США и в некоторой степени Европа) находятся впереди нас. Сейчас на рынке космических услуг появился целый ряд идей, направлений, которые могут получить быструю финансовую отдачу. Это такие направления, как запуски ракет-носителей, дистанционное зондирование Земли, навигация, телекоммуникации. И в плане именно частно-государственного партнерства, конечно же, на Западе примеров реализации, успешных примеров реализации ГЧП гораздо больше, чем у нас. У нас же такие примеры можно пересчитать по пальцам одной руки — это «Газпром – Космические системы», спутниковый оператор, который предоставляет услуги спутниковой связи, «Даурия», может, еще несколько примеров. А на Западе эти примеры прямо идут один за другим. Уже классическим кейсом становится частная компания Space X с Илоном Маском. Маск вложил свои деньги и деньги партнеров в разработку ракеты-носителя для доставки коммерческих грузов на МКС. Государство поддержало его (и конкурента — Orbotal Science), передав компаниям необходимые технологии и обеспечив финансирование сильно меньше того, что выделялась по государственным программам. То есть, по сути, все начальные риски частник нес на себе, а государство хеджировало эти риски, предоставляя гранты и впоследствии долгосрочные контракты и тем самым повышая инвестиционную привлекательность проекта. На сегодняшний день Space X — сформировавшийся игрок с портфелем заказов на несколько лет вперед — оказывает радикальное влияние на рынок запусков.

—И это большая проблема для всех крупных игроков, потому что они сейчас вынуждены ориентироваться уже не друг на друга, а на новых игроков. А по сути, рынок был монопольный: коммерческие запуски осуществляли несколько всем известных компаний, таких как ULA (СП Боинга и Локхида), ILS (запускал наши Протоны).

—Да, сейчас в западных новостях на космическую тематику имя Маска звучит чуть ли не чаще, чем НАСА. Это действительно успешный пример частного космического проекта. Как вы считаете, может ли в России возникнуть свой Илон Маск? //

—Во-первых, я думаю, что Илон Маск, скажем так, это там отчасти «американская мечта». Если бы не было Илона Маска, его следовало бы выдумать. То есть, конечно, все, к чему он прикасается, превращается в золото. Но при этом надо отдать должное, вокруг него работает мощнейшая пиар-машина. Может ли появиться Илон Маск у нас в ближайшее время? Не думаю. Давайте не будем забывать о том, что NASA активно поучаствовало в раскрутке проекта SpaceX, передав важные технологии. Собственно, это ключевая причина, по которой компания так быстро развилась. В России, к сожалению нет отработанных механизмов подобного партнерства.

—И какие же шаги государство или вы планируете в этом плане предпринимать, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки? Ведь путь-то правильный. //

—Да, путь правильный, это все понимают. Сейчас же идет оптимизация федеральной космической программы И по мере того, как идет оптимизация, идет поиск новых ресурсов. И в принципе, в новом варианте космической программы сочетание ГЧП используется часто. При этом, к сожалению, реальных инструментов сейчас нет. «Сколково» активно пытается участвовать в процессе разработки новых схем ГЧП, применимых у нас.

—Прежде всего это касается коммерческих направлений, таких как запуск малых аппаратов, дистанционное зондирование Земли, навигация. Помимо этого, мы пытаемся облегчить вход на космический рынок для компаний малого и среднего бизнеса. В частности, сейчас мы ведем диалог с Роскосмосом на тему упрощенной процедуры лицензирования для резидентов «Сколково». Сейчас участие наших компаний, например, в федеральной космической программе затруднено, поскольку для этого необходима лицензия, выдаваемая Роскосмосом.

—Как вы относитесь к недавнему изменению структуры Роскосмоса, к созданию новой госкорпорации? //

—Госкорпорация была сформирована не с чистого листа. Последний виток реформы Роскосмоса начался около двух лет назад, идея была в том, чтобы разделить заказчика с исполнителем, чтобы таким образом была организована обратная связь с рынком, возникла конкуренция, повысилось качество продукции. И тогда же, на этапе начала реформы, обсуждались разные модели, в том числе модель госкорпорации. Тогда решили пойти по другому пути, просто разделив заказчика в лице Роскосмоса с производителем (ОРКК), но, по-видимому, через два года стало ясно, что такая модель не работает. Я думаю, это было связано с тем, что в текущей модели не удавалось важные решения быстро воплощать в жизнь, поскольку не смогли обеспечить четкое распределение полномочий Между ОРКК и Роскосмосом.

—При том все понимают, что промышленность находилась в очень тяжелом состоянии, выход из которого требовал ряда экстренных радикальных мер. Целый ряд компаний, известных крупнейших наших, по сути, находились на грани банкротства. Таким образом, централизованная модель госкорпорации — по-видимому, единственная возможность оперативно исправлять ситуацию. Кроме того, есть успешный пример создания госкорпорации — Росатом, в очень похожей, закрытой отрасли.

—Я думаю, это тоже было серьезным аргументом. Но я думаю, что в долгосрочной перспективе, конечно, должен осуществиться переход к модели, по которой работают западные космические агентства — они размещают заказы нескольким конкурирующим крупным производителям.

—Расскажите про успехи кластера в 2014 году, если можно — в цифрах и в трендах.//

—Сейчас мы подводим предварительные итоги, суммарная выручка компаний кластера — порядка 1,3 млрд руб. Это существенно выше, чем то, что было запланировано, кратно выше, более чем в два раза. По привлечению частных инвестиций в проекты кластера мы показали заметный рост относительно предыдущего года. По предварительным оценкам, эта цифра составила 220 млн руб. При этом есть недобор по количеству участников в кластере (сейчас их 124, должно было быть более 140) и как следствие — по количеству сотрудников, работающих в компаниях – резидентах кластера. Это следствие того, что мы взяли курс на “чистку рядов” участников: если динамика отстает от ожидаемой, мы отчисляем.

—220 млн — это за 2014 год столько частных инвестиций? //

—Именно частные инвестиции. Это не деньги «Сколково», это именно частные инвестиции.

—Которые составляют какую часть от общих? //

—У нас соотношение финансирования — примерно 60% в сторону частных денег. То есть кластер там выдал где-то чуть меньше, чем столько. Это значит, что мы плечо используем эффективно, частных инвестиций привлекаем больше, чем выдаем сами.

—Сколько появилось новых резидентов кластера? //

—Новых — более 20 участников. Но при этом общее число участников остается примерно одним и тем же, порядка 124 участников у нас сейчас. Это связано с тем, что мы какие-то проекты, где не наблюдаем нужной динамики, просто отцепляем. Сейчас взяли тренд на то, чтобы работать не над количеством, а над качеством.

—Поэтому берем участников, которые имеют потенциал к развитию бизнеса, и помощь «Сколково» нужна лишь для ускорения роста. В плане цифр есть положительная динамика. В плане каких-то значимых событий, безусловно, таким событием стал запуск первых частных спутников, которые запустили наши резиденты — «Даурия Аэроспейс» и «Спутникс». Спутники нормально функционируют на орбите, поставляют данные на наземные станции. То есть сейчас «Даурия» планирует заниматься тем, что будет продавать сервисы с использованием этих данных.

—А какого плана эти сервисы? Будет монетизация происходить? //

—На первых аппаратах «Даурии» установлен приемник сигналов АИС автоматической идентификационной системы — в судоходстве система, служащая для идентификации судов, их габаритов, курса и других данных. То есть это аппараты, которые могут снимать телеметрию с судов. Ну, то есть, условно говоря, идет там некое судно в открытом океане, и через аппарат оно может телеметрию передавать о своем состоянии.

—Системы, аналогичные тем, что стоят на современных авиалайнерах? //

—Не совсем, на авиалайнерах стоят несколько другие системы. Такие системы, как правило, работали для кораблей, которые вблизи берега находятся. То есть были береговые системы, которые через берег все это передавали. А для тех кораблей, которые далеки от берега, функционал был там сильно ограничен.

—Сейчас «Даурия» работает с тремя спутниками, и, я так понимаю, планируется расширение группировки. Потребители — владельцы этих флотов, любых торговых, грузовых. Государственные заказчики могут заказывать эти сервисы, чтобы идентифицировать суда, понимать курс,назначение груза, снимать иную телеметрия. То есть, по сути, это такие спутники с довольно несложной нагрузкой. Но тем не менее это такие первые применения коммерческих сервисов с использованием малых спутников.

—А насколько они далеки от того, чтобы отбить вложенные деньги? //

—К сожалению, я не смогу сказать, как быстро они отобьют деньги. Но я думаю, что отбиться они смогут, только когда будет группировка. Поскольку именно с группировкой будет обеспечиваться необходимая регулярность, необходимое покрытие.

—Насколько сложно в сложившихся условиях вам стало продолжать привлекать инвесторов к поддержке проектов в космическую отрасль? //

—Врать не буду, инвестиции сейчас привлекать гораздо сложнее, чем раньше. Поток венчурных инвестиций в России заметно сузился, это касается прежде всего не IT-сегментов. Например, та же самая «Даурия», будучи российским проектом, не смогла привлечь западные инвестиции, поэтому была вынуждена закрыть свои отделения в Европе и в Штатах.

—Думаю, что 15-й год покажет. В 2014-м мы наблюдали рост. И кстати говоря, нам удалось в проекты привлечь несколько венчурных фондов. Это «Лета Кэпитал», «Коламбус», I2BF тот же инвестировал. Скорее всего, в смысле привлечения инвестиций упор будем делать на стратегических партнеров, которые готовы играть “вдолгую” и готовы привносить в проект что-то кроме денег — технологические компетенции, понимание рынка, каналы сбыта и т.п.

—Что изменилось в кластере после ухода с поста главы кластера Сергея Жукова? И куда он ушел? //

—Во-первых, Сергей Александрович далеко не ушел. Он работает в «Сколково», является советником президента фонда, занимается вопросами развития Дальнего Востока. Как вы знаете, «Сколково» там тоже активно ведет привлечение участников. При этом, конечно, Сергей Александрович активно остается вовлеченным в вопросы, связанные с аэрокосмической деятельностью, помогает кластеру в работе с ключевыми партнерами.

—В том, что изменилось. В принципе, мы сделали упор на более коммерческие и инвестиционно привлекательные проекты, именно поэтому нам удалось наладить приток инвестиций в кластер. И по тому потоку инвестиционных сделок, который мы сейчас видим на этот год, наблюдается положительный тренд. И я надеюсь, что по результатам 15-го года кластер по размеру привлеченных частных инвестиций будет выглядеть как минимум не хуже, чем в 2014-м. Надеюсь, мое инвестиционное прошлое здесь поможет. И кстати, на прошлой неделе одна из компаний – резидентов кластера — РобоСиВи объявила о крупном ($3 млн) инвестиционном раунде с венчурными фондами. Другой пример — в конце прошлого года компания «Панорикс», еще один наш резидент, привлекла «ангельские» инвестиции. Там сумма небольшая — несколько сотен тысяч долларов, но кейс интересен тем, что «Панорикс» привлек непрофессиональных игроков инвестиционного рынка — так называемых бизнес-ангелов. Таким образом, нам удалось наладить работу с инвесторами не только на венчурной стадии, но и на более ранней — ангельской — стадии. Это первое. Второе, нам удалось выстроить отношения с крупными корпорациями, которые играют активную роль в нашей экосистеме.

—Помимо «Боинга» и «Эйрбаса», которые были подписаны ранее, мы заключили соглашение с ОРКК, в рамках этого соглашения ведем работу по ряду проектов. Надеюсь, через некоторое время смогу рассказать о результатах. Заключили партнерское соглашение с ИТЦ «Сканэкс» — это крупнейшая в России компания, занимающаяся обработкой космических снимков. Помимо того что «Сканэкс» планирует разместить на нашей территории свой исследовательский центр, мы рассчитываем, что компания будет очень ценным участником нашей экосистемы, будет активно взаимодействовать с другими участниками — прежде всего в области разработок сервисов на основе спутниковых снимков.

—А какие у вас интересы и амбиции на Дальнем Востоке? //

—Эта тема сейчас, по сути, окончательно пока не сформировалась, она обсуждается, мы выстраиваем нашу стратегию на Дальнем Востоке. Но в целом интересы «Сколково» на Дальнем Востоке совпадают с интересами фонда в целом: привлечение новых стартапов, популяризация малого и среднего предпринимательства, поиск перспективных команд. На Дальнем Востоке, например, авиационный кластер очень развит: в Комсомольске-на-Амуре находится завод по производству «Сухих» «Суперджет», там же идет разработка перспективных истребителей. Я думаю, в том, что касается Дальнего Востока, нам как кластеру более интересна именно авиационная тема. Надеюсь, что нам удастся реализовать потенциал взаимодействия между ОАК и «Сколково».

—Сейчас же ОАК находится на этапе формирования новой индустриальной модели, в рамках которой существенное внимание будет уделяться выстраиванию производственных цепочек, в которые на низких переделах будут входить малые и средние компании. То есть ОАК как раз переходит к модели как бы большого конструкторского бюро, когда непосредственно в ОАК сосредоточены крупные производства и конструкторские компетенции, а например, разработка производства ряда комплектующих отдается на аутсорсинг .

—Это модель, по которой работают крупнейшие мировые корпорации. В идеале мы хотели бы видеть сколковские компании, встраивающиеся в цепочки ОАК.

—Расскажите, пожалуйста, как идет процесс финансирования грантов, сколько на это времени в среднем отводится? //

—Во-первых, на грант можно подаваться только компаниям, которые имеют статус резидента «Сколково». То есть прежде, чем податься на грант, компания получает статус. Для этого у компании должен быть специальным образом зарегистрирован устав, и она должна пройти внешнюю экспертизу. В среднем срок получения статуса резидента «Сколково» занимает от месяца до двух.

—Уже став резидентом, компания получает целый ряд преимуществ. По участию в экосистеме, по доступу к инфраструктуре, по налоговым льготам. Коме этого, компании-резиденты получают доступ к акселерационным и менторским программам «Сколково». Далеко не все резиденты стремятся получить грант, получая преимущества от экосистемного взаимодействия. Если же резидент претендует на грант, он проходит уже следующую процедуру. Она занимает в среднем до шести месяцев — начиная с момента, как вы начали писать бизнес-план, до момент получения денег.

—А двухлетний срок выдачи гранта в такой технологичной отрасли, как космос, оправдан? Я знаю, что такое случалось. //

—Ну, двухлетний, конечно, нет. Потому что за два года, понятно, высокотехнологичная отрасль вся смещается, одни технологии устаревают, рынки уходят, финансовая ситуация меняется. Конечно, неприемлем. Поверьте мне, по моему опыту, люди, которые знают, что хотят, и которые готовы к тому, чтобы пройти через процедуру «Сколково» и действительно настроены на это, они получают деньги значительно быстрее, 4–6 месяцев. Хотя, безусловно, нам часто жалуются на сложность процедур, мы стараемся реагировать, изменяя наши регламенты.

—Расскажите про какие-то яркие проекты, которые, может быть, уже выстрелили помимо «Даурии»? Может быть, про какие-то еще амбициозные проекты расскажете, ваши резиденты и на Луну ведь собираются? //

—Могу рассказать про компанию «РобоСиВИ», о которой я уже упоминал. Команда проекта несколько лет назад объединилась для участия в Google Lunar X Prize. Это премия, которую учредили фонд X Prize и компания Google. Будет вручена команде, которая сможет создать луноход, удовлетворяющий заданным условиям.

—И они собрались с идеей, как бы сделать луноход. Луноход у них сделать не получилось. Но тем не менее они сделали систему компьютерного зрения, которая изначально предназначалась для навигации этого лунохода. Впоследствии эту систему удалось переориентировать на более земное применение — для навигации складской техники. Системой оборудуются погрузчики, которые работают в крупных логистических центрах .

—Это система роботизированного зрения, которая позволяет сократить расходы на низкоквалифицированный персонал, поскольку погрузчик может управляться без оператора. Ребята уже заключили и выполнили контракт для Samsung, недавно подписали Volkswagen, заключили лицензионный договор с крупнейшим мировым производителем погрузочной техники. Сейчас идет пилотное внедрение на складах российского ритейлера.

—А еще можно какие-то примеры привести, как изначально космические технологии ваших резидентов перетекают во вполне наземную инфраструктуру? //

—Есть компания Spirit Navigation, резиденты, они разработали систему, то, что называется навигация внутри помещений. Есть мобильное приложение, сейчас оно работает для Android. Вы закачиваете на свой телефон мобильное приложение, и если ты попадаешь внутрь огромного торгового центра, то мобильное приложение тебе говорит о том, где именно в этом центре ты находишься.

—Система понимает, где ты находишься, рядом с каким магазином, и из этого магазина тебе, может, прилетают там какие-то рекламные сообщения.

—А космос тут при чем, изначально? //

—А космос при том, что изначально «Спирит Навигация» занимался классической спутниковой навигацией, с помощью ГЛОНАССа и других ГНСС-систем. Система для навигации внутри помещений позволяет осуществлять комбинированную внутреннюю и наружную навигацию. Это задача, которую пока никому не удавалось решить с достаточно высокой точностью — до 1 м.

—А изначально они с чем к вам пришли? //

—Они пришли как раз с идеей навигации внутри помещения. Этот проект был одобрен «Сколково». Относительно проектов, о которых вы говорили, то есть, например, компании, которые называются «Космокурс». Они занимаются космическим туризмом. По сути, ребята идут по стопам Илона Маска, они хотят сделать тоже возвращаемую первую ступень, полностью российскую первую ступень. Это позволит существенно снизить стоимость запуска. Вот они пошли по этому пути. У них есть крупный частный инвестор, который, кстати, в свое время занимался коммерческими запусками ракет-носителей, мы сейчас обсуждаем возможность выдачи гранта.

—Который большой, 35 млн? //

—Вы говорите о маленьком. Но мы сейчас как раз там решаем вопрос о размере этого гранта. Эта компания находится на этапе несравнимо более раннем, чем SpaceX, и ресурсы у нее на порядки меньше. Но тем не менее здесь налицо интерес частного инвестора, это важно для нас как для фонда.

—Еще есть компания, которая занимается легким носителем, несколько сотен килограммов, до полутонны они готовы выводить.

—Компания называется Lin Industries. Здесь фишка в том, что есть большой спрос на запуски со стороны малых космических аппаратов. То есть раньше все считали, что малые космические аппараты запускать очень просто, поскольку их можно запускать попутным грузом. Но по факту выяснилось, что возможностей для запуска попутным грузом тоже не так много. А аппараты многие наделали, и, собственно, функциональность у них расширилась. То есть это аппараты, которые свой функционал довольно серьезный готовы выполнять. И вот идея, которая появилась у Lin: окей, давайте мы сделаем ракету-носитель, которая будет выводить как раз на малые космические аппараты. И вот, собственно, они приступили к ее реализации, тоже сейчас ведем речь о том, что «Сколково» рассмотрит на грант.

—А эти вот возвращаемые первые ступени, вы считаете, что за ними будущее?//

—Да.

—Скоро, неровен час, у них, у Илона Маска произойдет первая успешная посадка, и она не разобьется, и это, наверное, будет вехой такой в ракетостроении. //

—По большому счету и предыдущие нельзя назвать неуспешными — сначала “попали” в платформу, но не смогли погасить горизонтальную скорость, потом вертикально посадили на водную поверхность .

—Какие вы видите, может быть, еще способы кардинальные в техническом плане пересмотреть архитектуру современных запусков аппаратов, которые господствуют там уже лет пятьдесят, с целью увеличить запуски малых космических аппаратов, делать их групповыми? //

—Я думаю, что реально в ближайшей перспективе, конечно, возвращаемые ступени — это то, что может реально снизить их пуск.

—Каковы ваши ближайшие планы и задумки в этом году? //

—Думаю, продолжать работать в заявленном направлении будем. Будем больше заниматься сервисами. На самом деле план, о котором хотел бы рассказать, — мы сейчас организуем большой конкурс, он называется Naviterra, вместе с компаниями «Совзонд» и «Сканекс». Это компании, которые являются партнерами «Сколково». Организуем конкурс на лучший сервис в области навигации и дистанционного зондирования Земли. Это как раз то, о чем я говорил. Этот конкурс характеризует нашу фокусировку именно на коммерческие космические сервисы.

—Это конкурс, по сути, среди идей. То есть к нам могут приходить люди просто со своей идеей. Наличие компании необязательно, главное — чтобы была реализуемая идея

—То есть к вам может прийти человек наподобие «чокнутого профессора», который обладает просто интересной идеей, у него нет за спиной конкретной фирмы, которая могла бы претендовать на резидентство ваше. И на что он может надеяться в том случае, если эта идея является той, до которой никто раньше не додумался, и она имеет право на реализацию? //

—В случае если эта идея имеет право на реализацию, он может задуматься о том, чтобы получить мини-грант от космического кластера фонда «Сколково». Размер мини-гранта у нас до 5 млн руб.

—Конечно же, мы будем смотреть идею на предмет реализуемости. Допустим, если придет «сумасшедший профессор» с какой-то мегапрорывной идеей, которая не имеет отношения к реальности, конечно же, он не выиграет конкурс. Да, мы будем давать гранты коммерциализируемым вещам, необходимо, чтобы были хотя бы начальные предпосылки на создание продукта. На самом деле такие проекты есть. Поэтому я хотел бы, чтобы после этого конкурса у нас выросло число резидентов в нашем кластере, которые занимаются развитием космических сервисов.

—Будем очень рады, если так все сложится. Желаем вам успехов в ваших амбициозных планах. Спасибо. //

—Спасибо.